Страшнее нету одиночества, чем одиночества в толпе. Когда безумно всем хохочется, а плакать хочется тебе.
Специально для тех, кому это реально надо)))
Очередной мой бредовый фик)
Моран/Мориарти. (Рейтинг. Или как там писать-то надо?))
Папочка любит меня больше
Дневник Себастьяна Морана
Первая запись.
Какого хрена я согласился начать писать эту чепуху? Это же надо было, напившись в хлам, попасть на такую бредятину в телевизоре. И почему, когда уже далеко за полночь, я смотрю именно такие передачи? Какая-то мутная философия. А я спьяну прислушался к советам бородатого мужика на телеэкране, и решил поступить так, как он предлагал – записывать свои мысли. Вести дневник своих чувств. Твою же мать…
Итак. Запись первая.
Гребаный дневник чувств.
Делиться мыслями мне все равно не с кем. Да никогда и не делился. Друзей заводил для галочки, показывая всем, что я не какой-нибудь фрик одиночка. Что я вполне популярная личность. В школе мы все были мелкими п*здюками. Я не был исключением. Купался в популярности и в женском внимании, а малолетние девчонки за статус – девушка звезды, на что только не шли, и я не отказывал им. Дураком я никогда не был. Только сдались мне эти отношения?
Так что ни друзей, ни отношений, а вкус жизни быстро наскучил. Я распробовал его во всех смыслах, и остановился.
Дальше не сложившаяся учеба, служба, новая работа, после того позорного увольнения. И вот этот тощий хмырь в костюме, манерно улыбается, растягивает слова, завышая голос, корчит рожи, каждый раз, когда самому становится скучно от разговоров… Одним словом – психопат. Но предлагает работу. А я захлопываю перед его носом дверь. Пусть стучит дальше.
Уже и не помню, после которого раза назойливого убеждения этого худого брюнета заставило меня согласиться на столь грязную работенку. Отчего-то мне первое время совсем не верилось, что на этого мужчину кто-то захочет охотиться. Чем он так необычен? Чем так привлекает к себе всеобщее внимание? Этими манерами? Этой помпезной театральностью, от которой так и разит переигрыванием? Насколько же сильно я ошибался.
В первый же день мне пришлось устранять аж три… Нет, не три человека, а три организации. Почти друг за другом, один за одним, они пытались устранить моего нового босса. А я что? Я только начал работать! Дайте мне хотя бы время, чтобы он выписал мне чек, а уж потом убивайте его. Защищал, конечно. Я в убийстве преуспел уже давно.
За грандиозное спасение этой тощей задницы я получил внушительную сумму на свой счет, но ни слова благодарности. Наверное, мой босс вместо похвалы будет капать мне приличную сумму на счет. Пусть. Кому сдались эти слова благодарности? Я уже вырос из детского сада.
После первого задания, поступило следующее, и следующее и следующее. Мой счет пополнялся, а количество врагов моего босса уменьшалось. Не плохая сделка. Я работал без каких либо сдерживающих меня факторов. У меня всегда было лучшее оружие. Меня обеспечивали любыми необходимыми для операции средствами, будь то денежный эквивалент, или подходящий костюм. Приходилось и в свет выходить, не только из засады пускать пулю. Так что я ни в чем не нуждался. Пришел, убил, ушел, получил деньги. Была довольно простая жизнь, и меня это устраивало, а потом я увидел того брюнета с другого ракурса, и… В общем что-то сегодня я итак уже много чего расписал. Пошло оно! Зачем я вообще это начал?
Запись вторая.
Докатился. Пришлось надраться, для храбрости, чтобы продолжить чертов дневник. Почему бы мне не сжечь его? Нет. Вбил себе в голову, что это нужно. «Никто не должен держать в себе свои чувства. Это может пагубно сказаться на психике человека». А так как я все чаще начал бояться, что однажды сорвусь на этого брюнета, и хорошенько изобью его, за все хорошее, решил все же спасать себя от подобных возможностей такой бредятиной. Так что… рядом, на всякий случай, еще бутылка бренди, и… за дело.
Я закончил на том, что… В общем моя работа приносила мне какое-то нездоровое удовольствие. Я не скажу, что получаю удовольствие от убийства, но все же работалось мне легко. Пока я не осознал, что не просто убиваю за деньги. Я защищаю одну, как оказалось, хрупкую жизнь. Любая жизнь хрупка. Уж я то, мастер обрывания жизней, это знаю как никто другой лучше. Но жизнь моего босса оказалась более хрупкой, чем та моя старая фарфоровая статуэтка. Она стояла у меня в детской. Я помню ее, когда еще не научился произносить слово «мама». Меня эта статуэтка пугала. То ли корова, то ли овца. Какая-то рогатая чертовщина. Я толкнул ее, и она разлетелась на множество осколков. Меня не ругали. Я же глупый маленький ребенок. Но я запомнил, как легко она разбилась. Без какого либо труда. Крак! И от статуэтки ни осталось ничего. Осколки, осколки.
Вот и жизнь моего босса так же хрупка. И кто бы мог подумать.
Он приказал мне отвезти его на какой-то завод. В само здание он меня с собой не взял. Оставил меня, как водителя, дожидаться в машине. А ничего, что я нанят защищать его жизнь? Но это же босс. Попробуй ему сказать хоть слово.
В общем я ждал. Я ждал двадцать минут, сорок. Сколько можно? Я вышел из машины, и тут двери завода открылись. Мориарти вышел на заснеженную дорожку, поднимая на меня глаза. Я остолбенел. Голова его была разбита, и кровь потоками струилась по его бледному лицу. Уж что там произошло, я так и не узнал. Но мой босс сделал один шаг мне навстречу, и тихо, одними губами, прошептал:
-Помоги мне.
А я и забыл, что так быстро бегаю. Не успел брюнет упасть на землю, как я уже подхватил его на руки. Мало того, что он худой, как не знаю кто, так еще и легкий. Он ведь ничего практически не весит! Мне нужно было срочно доставить его в больницу. И уложив Мориарти на заднее сиденье, помчал обратно в город.
-Моран… Моран, - Как в бреду, то и дело шептал Джеймс.
-Я здесь босс. Я здесь, - повторял я, вжимая педаль газа в пол. Пусть только попробует умереть! Я не дам ему так угробить мою жизнь!
Тогда я думал только о себе. Если он умрет, я снова останусь без работы. А когда выскочил из машины у белого здания больницы, закричал, позвал докторов, а после помог своему боссу вылезти из машины, перестал быть таким эгоистом. Мориарти уцепился мне за руку тонкими пальцами, и посмотрел мне прямо в глаза. Такой благодарности я никогда еще не видел.
Я прождал докторов в коридоре не один час, пока мне не сообщили, что с Мориарти все в порядке. Завтра его можно будет забрать домой.
В палату к боссу я не заходил. Отчего-то мне казалось, что ему не захочется меня видеть.
Но именно с той минуты моя работа превратилась в ад. Легко спасать жизни тех, о ком ты даже не думаешь. Не спасешь – и ладно. С кем не бывает? А если я не спасу жизнь этого тощего брюнета, что будет тогда? Я больше не боялся потерять работу. Я боялся, что эта жизнь оборвется.
И каждый раз, сидя на крыше, или следя из высотного здания за своим боссом, как всегда заняв позицию снайпера, мне все трудней получалось успокоить собственный пульс. Что если я не успею, и его убьют быстрее, нежели я нажму на курок.
Я когда-то любил свою работу…
Запись третья.
Давно не писал. Видимо мало что накапливалось за это время.
Все как всегда. Мориарти делает вид, что меня не существует. А в принципе меня и не существует для него. Ну, разве что, он постоянно кладет мне деньги на счет. Уж не знаю, сам ли он это делает, или просит кого из своих подчиненных. Но пишет мне сообщения часто. Правда там лишь адрес, и имя цели. Все. А каким образом мне устранять жертву, что иметь при себе, решать уже мне. Так что приходится сначала проводить исследовательские операции, а потом нападать. Вот это мне в боссе не нравится больше всего. Он думает, что все такие же гении, как он. И только узнав адрес и имя жертвы, я должен буду понять, что меня там ожидает. Помню, надо было убрать одного папашу прямо на детской площадке. Он гуляет со своим сыном, в окружении толп мамаш и детишек. Тогда-то я и понял, насколько мой босс извращенец. Ему наплевать, где и как, главное, чтобы я убрал неугодного ему.
Приходилось устраивать резню прямо в церкви.
«Задание выполнено, босс», - написал я ему. Ответ пришел быстро.
«Разве не прекрасно убивать в церкви? Порочить то место, что люди считают святым. JM»
Это было впервые, когда босс решил со мной заговорить.
«Я просто делаю свою работу. И только. Босс.»
Джеймс молчал.
«Признайте, Вы выбрали это место для того, чтобы потешить свою извращенную душу»
«У меня нет души! JM»
А через пару минут добавил:
«Но ты прав. Именно для этого. А ты хорош, тигр. JM»
Тигр. Он назвал меня тигром. После этого сообщения я пялился в свой телефон минут пятнадцать, пытаясь убедиться, что мне не показалось, и мой босс назвал меня тигром. Это был первый день нашего разговора. Всего лишь пара минут переписок. С тех пор босс общался со мной менее сухо. Это было странно. Он высылал поручения, и попутно просил меня по дороге заскочить в то или иное место, и купить ему то или иное.
«Не забудь присмотреть и себе новый костюм. Выглядишь, как бомж. JM»
Я так и сделал. Потратил кучу времени, выбирая себе костюм получше. Зачем я это делал? А черт меня знает! Потому что ОН попросил…
«Галстук не подходит. Возьми другой. JM»
Я начинал чувствовать себя параноиком. Это я слежу за ним, или теперь он следит за мной?
Но такие способы общения были полны сюрпризов. И, признаться честно, я получал от них несказанное удовольствие. Босса лично я не видел уже очень давно. Следил, иногда, через оптический прицел своей винтовки. Он как всегда в дорогом костюме, слишком идеально зализавший волосы, разгуливает по улицам Лондона как король. Его напыщенная театральность больше не казалась мне переигранной. Она была безупречной.
Но лично, лицом к лицу, мы не стояли друг напротив друга. Он не изучал меня с ног до головы, и больше не касался моей руки, как в тот вечер, когда бессловесно благодарил меня.
Зато вот я вижу, как мой босс выходит из темноты, выступая под тусклое освещение полупустой улицы. Он движется так элегантно, а говорит вновь так неестественно. Только он может так манипулировать сознанием людей, меняя лишь интонацию голоса. Раньше я ненавидел его за это, а теперь, даже не знаю, должно быть обожаю.
Обожаю. Иначе и не сказать. Я обожаю его голос, его повадки, его безумный взгляд. Обожаю его безумие в поведении. Но самое главное я обожаю, когда он выделает в своем графике время на меня. Должно быть, сидит у себя в офисе, закинув ноги на стол, и, ухмыляясь, пишет мне эти своеобразные сообщения.
«Чем больше у тебя галстуков, тем лучше. JM»
А мне остается гадать, к чему он клонит. Но в моей съемной квартире снова и снова появляются коробки с новыми галстуками. Их всегда заворачивают так, словно они настоящее сокровище. А я, дурак, не понимал, зачем мне чертовы галстуки. Мориарти знает все наперед. Он чертов гений и махинатор.
В общем… я напишу сюда то, что сразило меня наповал. Я ведь даже пытался сопротивляться, но угрозы босса о том, что он уволит меня, заставили меня присмиреть.
Он пришел ко мне на квартиру. Даже не стучался. С чего бы? Я его собственность, а значит никакого личного пространства. Все здесь его, включая меня.
-Добрый вечер, - чертов аристократ галантно поздоровался, а после бесстыжим образом прошел ко мне в спальню, вывалил все галстуки на кровать, и кивнул мне. – Присаживайся.
Ну а что мне еще оставалось делать? Конечно же я присел.
Джим попросил меня раздеться. Я медленно снял куртку. Как вернулся с задания, еще не успел переодеться. После коснулся пальцами пуговицы на рубашке, но остановился. Джеймс изучал мои галстуки, стоя рядом со мной, и даже не взглянув, тихо, но настойчиво, попросил:
-Не останавливайся. И рубашку снимай.
Чего он добивается? Я так и спросил. Мориарти взглянул на меня, ухмыляясь.
-Не твое собачье дело, - выдал вдруг брюнет, и я как с цепи сорвался.
-Не мое? – я схватил его за запястье, встав с кровати. Джеймс не испугался, не сжался в размере, с ужасом глядя на меня. Нет. Он улыбался во все тридцать два зуба, и шипел, глядя на меня:
-Тигр, наконец, выпустил коготки!
-Может ты мне и босс, но не смей обращаться со мной, как со своей игрушкой, - рявкнул я. – Чего тебе от меня нужно?
Я отпустил его руку, сделал это резко, и Джим тут же схватился за запястье. Не сделал я ему больно. Чего он жалуется? Или сделал? Зачем я вообще начал спорить с ним?
-Я хочу тебя приласкать, - шепчет Джеймс, наклоняя голову на бок, и улыбается, мягко-мягко. Я онемел. Что он хочет сделать?
-Если ты не будешь сопротивляться, и будешь выполнять все в точности, что я попрошу, тебе будет приятно, даже очень приятно. А начнешь рыпаться, я перережу тебе глотку. Все ясно?
Не меняя выражения лица, не снимая этой улыбки, произнес Джим сладким голосом. Даже если он и попытается, у него ничего не выйдет. Я с легкостью справлюсь с этим выскочкой в костюме. Но я решил сделать вид, что его угрозы на меня подействовали, и тут же снял с себя рубашку. Мориарти быстро облизал кончиком языка свои губы, и, потирая руки, скользнул по моему торсу голодным взглядом.
-Отлично, - протянул он, и я сел на кровать. – Нет-нет. Повыше. К изголовью.
Я сел повыше, как он и просил. Джеймс, подхватив два галстука, с легкостью сделал из обоих петли, и без труда связал мне руки, подняв их к изголовью кровати. Вот зачем ему нужны были галстуки. Для столь извращенного плена. И что теперь? Я вопросительно изогнул бровь. Джеймс, склоняясь надо мной, выглядел немного взволнованным. Глаза его бегали по моему телу, словно он пытался отыскать там разгадку, что делать теперь. Больной, маленький ублюдок. И это на него я работаю? Черт знает что.
А дальше этот ублюдок начал вытворять то, о чем и предупреждал. Он решил меня приласкать, и… Ему это удавалось.
Он оседлал меня, и первым делом какое-то время лишь смотрел мне в глаза. Мне казалось, я слышу его голос в своей голове. Он будто проник в мой разум, и сейчас гипнотизирует этими черными глазами, что то и дело вспыхивают, как фонарики, красным светом. Когда он опустил руку мне на живот, и начал выводить пальцем дорожки, я невольно втянул живот, и мне стало не по себе. А если после этого, он начнет сдирать с меня кожу, выхватив скальпель из кармана своего чертового Вествуда? Потому что на мне сейчас сидел настоящий маньяк. Я видел, на что он способен. И, как знать, что он сделает теперь со мной.
Но после осторожного касания моего живота, Джеймс начал ласкать мою грудь. А когда опустился ниже, и припал губами к моей коже, мне показалось, что по телу моему прошла волна мурашек. Джеймс оскалился, явно довольный таким результатом.
Он целовал меня в грудь, в шею, скользил языком по моим плечам, а после расстегнул ширинку и легко стянул с меня брюки. Я дернул рукой, пытаясь освободиться. Для меня это будет не трудно, но я лишь делаю вид, что хочу свободы. Потому что Джеймс ликует. Он поймал тигра в клетку, и теперь делает с ним, что хочет. Пусть. Я не буду его останавливать. Потому что пока мне слишком хорошо.
Ледяные пальцы схватились за мое достоинство, и я содрогнулся. Холодно-то как! После лед сменился жаром, когда он начал ласкать своими пальцами то, что начало явно поддаваться его чарам.
Я уже не ждал страшного расклада такой внезапной близости. Я напрочь лишился здравого смысла. В общем… В общем Джеймс и вправду приласкал меня. Он расцеловывал меня, ни разу не коснувшись губами моих губ, стараясь не задерживать своего взгляда на моем. Он довел меня до оргазма лишь одними легкими движениями пальцев, а после этого сразу же продолжил вновь. Но теперь более настойчиво, более жестко. Он покусывал мою кожу, иногда цеплялся зубами в сосок, и я вздрагивал от боли. Зря я это делал. Джеймс испытывал от этого такое нездоровое удовольствие, что продолжал ласки с еще большим напалом, с еще большим желанием довести меня до пика. Так что чем больше я реагировал на его касания, тем приятней он делал мне. Он меня кусает, я вздрагиваю, он продолжает. У меня перед глазами уже все плывет, потому что чертов брюнет знает, что делать. Он будто чувствует, что мне нужно сейчас. А то, что я связан, на удивление понравилось мне. Я в плену, и впервые по собственному желанию.
Когда я вдруг застонал, Джеймс отстранился от меня. Он смотрел на меня с таким детским удивлением, будто ждал чего угодно, но точно не этого. Как оказалось, до этого я не издавал и звука. А когда начал стонать, заставил гения растеряться. Он смотрел на меня, а я на него. Моя грудь вздымалась от тяжелого дыхания, а после я вдруг улыбнулся. Джеймс вскочил с кровати, и направился на выход.
-Эй! – с усмешкой крикнул я – А развязать?
Но гений вышел из квартиры, хлопнув дверью. Вот ведь… неженка!
Конечно, я освободился. После пришлось долго принимать холодный душ.
Запись четвертая.
Работы, как назло, стало лишь больше. Такое чувство, будто мой босс пытался от меня избавиться, ссылая меня все дальше и на дольше. А я что? Ссылался. Выполнял все безропотно. Ему нравится покорность и безприкословность в исполнении. Я делаю то, что он просит.
И вот, спустя почти две недели, мне на телефон поступил звонок. Не сообщение, а звонок. Это был мой босс. Он резким, настойчивым голосом приказал мне, да-да, приказал, явиться к нему домой.
Я спокойно сообщил, что скоро приеду. А в машине, слушая тяжелый рок по радию, сидел и ухмылялся. Мне показалось, или мой босс был взвинчен?
Как только я вошел к нему в дом, он тут же потянул меня за руку, и закрыл дверь на замок.
-Раздевайся, - приказал он, отошел в сторонку, нервозно потирая руки. Я действовал неторопливо, и это явно раздражало гения. И почему мне так нравилось смотреть на него сейчас? На его нервозность и взвинченность. Он еле сдерживает себя, чтобы не наброситься на меня с криками, что я такой медленный.
-Быстрей, - спокойно попросил он, и я, таки, снял с себя рубашку.
-Мне вновь лечь на кровать, и Вы меня свяжете, босс?
Джеймс поднял на меня глаза. Вид у него был такой, будто он пытался понять, что я только что сказал. Он что, не услышал?
-Да. Можно. Ступай в спальню, - и кивнул на лестницу, что вела на второй этаж. Я прошел мимо своего босса, поднялся наверх, и вошел в первую попавшуюся комнату, где была открыта дверь. Уж не знаю, чья это спальня, его ли, или кого-то еще. Но я лег прямо на кровать, повыше к изголовью. Джеймс подошел ко мне. Он уже готов был связать мне руки, как я ловко перехватил его кисть, и осторожно припал к его пальцам губами. Гений вздрогнул. Он испугано смотрел на меня, но руку не одергивал. Мне кажется, или его пульс участился? Я настолько его пугаю, или что?
Я боялся последствий, но все же сделал это. Я потянул своего босса на себя. Он присел рядом со мной на кровать, и с ожиданием изучал мое лицо. Он ждет, что я сделаю теперь. Я и сделал – поцеловал его. Запустил руку тому в волосы, стянув их на затылке, и впился ему в губы. Джеймс на секунду полностью потерял контроль над ситуацией. Он был в моей власти, и даже не пытался сопротивляться. Но лишь секунду. После тут же укусил меня в губу, и я, отстраняясь, вскрикнул.
-Какого черта, Джеймс? – стирая кровь с губы, я поднял глаза на Мориарти. Такого увидеть я не ожидал. Это был такой азарт во взгляде, такой нездоровый азарт. Он накинулся на меня, с такой силой, с такой жаждой, что чуть не сломал мне нос своим напором, и впился в губы поцелуем.
Черт. Целоваться этот тощий засранец умеет. Да еще как. У меня голова шла кругом от того, как он целует. Рука его жадно скользит по моему животу, опускаясь ниже, и тут же накрывает естество, сжимая в своей цепкой хватке. Я тут же застонал сквозь поцелуй. Ну почему Джеймс так на это реагирует? Он мгновенно отстраняется, вновь смотря на меня с ужасом.
-Да что с тобой? –перейдя на более личные обращения, спросил я. Джеймс не отвечал. Он снова начал ласкать меня, и я забыл, о чем хотел его спросить. Откинулся на подушки, с жаром выдыхая, и да, конечно же, застонав.
-Ах… Черт тебя дери, да…
Джим седлает меня, продолжая издеваться надо мной этой сладкой пыткой. А когда вдруг я коснулся его достоинства, он вскрикнул. Так испугано, опуская глаза на мою руку. Неужели он думал, что я избавлю себя от удовольствия коснуться его?
Меня так завела эта растерянность мужчины, эта неспособность реагировать на происходящее с той же реакцией, что и в обычной жизни, что я повалил его на спину. Вцепился в его плечи руками, прижимая к кровати, и полностью навис над ним.
-Хочу, чтобы теперь ты постонал, - прорычал я. – Если Вы, босс, не против.
Джеймс закивал. Отвечать не стал, и…
Я сделал так, чтобы он стонал в голос. То, как он извивался подо мной меня сводило с ума. То, как он реагировал на каждое мое касание к его белоснежной кожи заставляло меня терять голову и здравый смысл. Мне хотелось его съесть, всего, без остатка. У меня было много партнеров и партнерш, но никто, никто не был в постели так хорош, как Мориарти. Он заводил меня одним взмахов своих бесстыдно-длинных ресниц. От него исходила такая похоть, даже от кончика его пальца. Я не мог остановиться, пока полностью не насыщусь им, а Джеймсу, казалось, всегда было мало. Ему хотелось еще. И я давал ему еще, до конца ночи, до самого рассвета. Пока мой босс не попросил прекратить.
-Хватит, - выдохнул он, и, встав с кровати, бросил мне мои вещи.
-Уходи.
И я ушел.
На душе было гадко. Меня выгнали, словно я какой-то мусор. Более грязным я себя никогда не чувствовал. А после работать попросту не мог. У меня перед глазами стоял лишь образ обнаженного Джеймса, извивающегося подо мной.
Запись пятая.
Я знаю, мой босс способен на многое. У него нет никаких границ. Он может захотеть чего угодно, а значит он это получит. Любыми способами. И ему не важно, скольких придется убить, чего придется лишиться. Он просто идет к поставленной цели, а я должен обеспечить его безопасность.
Я выполнял его приказы безропотно. Я делал все, что он пожелает.
Приходил к нему, и он занимался со мной сексом. Любовью здесь не пахло. А мне и не нужна его любовь, как ему не нужна моя. Мы делали это жестко, и каждый раз Мориарти просит того, от чего первое время у меня холодела кровь. Когда он попросил меня сделать ему больно, я испугался. Но после все же сделал. И за это он отплатил меня такой страстью, что мне и не снилось.
Он называл меня тигром, но только он был ненасытным зверем, способным на невозможное.
Благо до дикого извращения мы не скатывались. А я все боялся, не позовет ли он еще кого, и не заставит ли меня надеть костюм садо-маза. Обходилось.
Но уж лучше бы он пошел на такое извращение, чем на то, что выкинул однажды.
Я давно ничего не писал в дневнике. У меня просто не было сил и времени. Но теперь у меня нет сил держать все это в себе.
Чертов придурок! Идиот! Гребаный извращенец!
Я не знаю, откуда он взял ее, но… У Мориарти появилась дочь. Да-да. Дочь! Ей от силы года два может три. Милая черноволосая куколка. Он просто уехал по делам, вернулся с ней. Зачем?!
Меня он, конечно же, не слушал. Я попросту боялся за здоровье ребенка. Джеймс не славится здравым умом. Ему может захотеться посмотреть, что будет с ребенком, если ее выкинуть из окна, и он сделает это. Он больной на всю голову. У него нет никаких рамок и границ! Но черт возьми! Как я ошибался!
Такой любви я не видел ни у кого. Я часто видел, как Джеймс сидел в кресле-качалке, и, держа на руках малышку, напевал ей колыбельную, укачивая ее. Она засыпала мгновенно. Холод его рук ее не пугал.
Я уже давно живу с Джеймсом под одной крышей. Ему так удобней. Считает, что так безопасней. На самом деле ему проще выкраивать время лично на меня, для очередной порции его пошлой любви.
И вот куда делся этот сумасшедший гений? Куда испарился самовлюбленный психопат, страдающий беспросветной меланхолией? От него ничего не осталось. Он так любил эту девочку, что даже мне доставалась его любовь. Я готов был купаться в ней. Но… я боялся за него. И не знаю почему. Девочка росла в такой любви, но не видела ее. Она чернела, портилась. Ведь ей всего три года, но она насквозь гнилая. Она бросается в Джеймса игрушками. Помню, она разбила ему голову, швырнув музыкальную шкатулку. Я едва не выпорол эту негодницу! А он схватил меня за руку, и выгнал из комнаты.
-Не тронь! Это не твой ребенок!
Он неделю не разговаривал со мной. А я все хотел встряхнуть его за плечи и прокричать, что этот ребенок и не его! И откуда он вообще взялся?!
Девочке уже три с половиной, а она до сих пор не говорит. Мычит что-то, возмущенно пищит, в очередной раз швыряясь всем, что попадется под руку. Доктора не знают, отчего она не разговаривает. А я знал. Она сумасшедшая. На всю голову. Как можно быть такой бессердечной дрянью, когда тебе отдают всего себя, без остатка?
Мы часто собирались в гостиной. Пегги играла на ковре в свои куклы и игрушки. Я позаботился о том, чтобы игрушки были только плюшевыми. Мне надоело смотреть на новый синяк у Джеймса. Я защищал его от таких маньяков, а от маленькой девочки не сумел? Так что теперь повсюду плюш. Пегги не жалуется, а Джеймс целее будет.
Она играет на ковре, бубнит что-то неразборчивое, ибо так до сих пор толком и не говорит. Джим сидит в кресле, и читает что-то, а я слежу за малышкой. Мне страшно оставлять своего босса с ней наедине. И этому не было никакого разумного объяснения. Он никого так не любил, как ее, а значит он в опасности. Не физически он может пострадать, морально. А для него это опасней. Он итак обнажен, как воспаленный нерв. Он всегда на взводе, и готов взорваться из-за пустяка. Только когда появилась Пегги, он стал совершенно тихим. Именно это меня и пугало. А когда он взорвется, что будет? Скольких он убьет? А может только одного? Себя?
Пегги бьет плюшевым крокодилом плюшевого жирафа. Маньячка.
Но почему он любит эту сумасшедшую соплячку? Почему он на нее смотрит так, как никогда не смотрел на меня? Я что, не достоин его внимания? Его любви? Я мало доказывал ему, что он для меня значит? Я спасаю его жизнь каждый день, каждый! А что он делает? Обильно платит мне, и хорошо трахает? И все? Я что, только для этого ему нужен? Я его личная сучка?
Меня разрывает злость! Эта соплячка важней для него, хотя она неблагодарная с*ка! А я… Я ему отдал всего себя, и что в итоге?!
Джеймсу кто-то позвонил, и он, встав с кресла, кивнул мне на Пегги.
-Уложи ее, - и, подняв трубку, ушел из гостиной. Я встал с кресла, повел Пегги в спальню. Она сама почистила зубки, причесалась, переоделась в ночнушку и легла на кровать. Я по вызубренной привычке укрыл ее одеялом, и пожелал ей добрых снов.
И тут она схватила меня за руку, и улыбнулась. Нет, не с любовью, а как сумасшедшая. С неприкрытой ненавистью и злостью.
-Папочка любит меня больше, - произнесла она.
Мне показалось, что мое сердце остановилось. Это ее первые слова. Не «мама», ни «папа», а…
Я одернул руку, и быстро вышел из комнаты. Сумасшедшая дрянь….
Запись шестая.
Джеймсу пришлось это сделать. Он позвонил в больницу, сообщив, что Пегги только что сделала. Он и сам был сумасшедшим, но Пегги перешла все границы.
Мы нашли ее на чердаке, а рядом с ней трупы крыс. Она вылавливала крыс на улице, тащила на чердак, и… душила их.
-Пегги... Зачем? – шептал Джеймс, стоя рядом со мной. Он давно не был так близок ко мне. Очень давно.
А Пегги смотрела на меня, и пищала:
-Папочка любит меня больше!
Джеймс схватил меня за руку, и Пегги взорвалась. Она закричала, рванув на него с ножом. Откуда у нее чертов нож?! Конечно, я остановил ее. Выбил нож, заломил ее тонкую ручку за спину. Она выла, рычала, вырывалась, а Джеймс тут же позвонил в скорую.
Пегги увезли в больницу. В ту, где лечат не физические раны. Пегги была больна духовно.
Ее закрыли в белой палате, сообщая, что здесь они помогут несчастной девочке. Врачи ушли, оставив меня наедине с Джеймсом. Он смотрел на спящую в палате девочку. Смотрел долго, в нерушимой тишине, а после повернулся ко мне лицом, и, уткнувшись лбом в мою грудь, заплакал.
-Спасибо, что не бросил меня.
Я гладил его по спине, а сердце мое разрывалось от боли. Мой босс, мой несокрушимый босс…
Уводя его из больницы, я мельком взглянул в сторону коридора, что вел к палате Пегги, мысленно произнеся:
«Ну и кого теперь он любит больше, сучка?»
Той ночью мы занимались любовью. Никакого секса – любовь. Джеймс Мориарти никогда не был так нежен со мной, как этой ночью. А после, лежа на мне, он целовал меня в губы, и с жаром шептал, что любит меня.
Три года. Шесть записей в дневнике. Он, наконец, признался мне. И знаешь что, дневник? Ты мне больше не нужен. Я открыл все свои чувства этому психованному засранцу. И знаешь что еще? Я люблю его тощую задницу.
Очередной мой бредовый фик)
Моран/Мориарти. (Рейтинг. Или как там писать-то надо?))
Папочка любит меня больше
Папочка любит меня больше.
Дневник Себастьяна Морана
Первая запись.
Какого хрена я согласился начать писать эту чепуху? Это же надо было, напившись в хлам, попасть на такую бредятину в телевизоре. И почему, когда уже далеко за полночь, я смотрю именно такие передачи? Какая-то мутная философия. А я спьяну прислушался к советам бородатого мужика на телеэкране, и решил поступить так, как он предлагал – записывать свои мысли. Вести дневник своих чувств. Твою же мать…
Итак. Запись первая.
Гребаный дневник чувств.
Делиться мыслями мне все равно не с кем. Да никогда и не делился. Друзей заводил для галочки, показывая всем, что я не какой-нибудь фрик одиночка. Что я вполне популярная личность. В школе мы все были мелкими п*здюками. Я не был исключением. Купался в популярности и в женском внимании, а малолетние девчонки за статус – девушка звезды, на что только не шли, и я не отказывал им. Дураком я никогда не был. Только сдались мне эти отношения?
Так что ни друзей, ни отношений, а вкус жизни быстро наскучил. Я распробовал его во всех смыслах, и остановился.
Дальше не сложившаяся учеба, служба, новая работа, после того позорного увольнения. И вот этот тощий хмырь в костюме, манерно улыбается, растягивает слова, завышая голос, корчит рожи, каждый раз, когда самому становится скучно от разговоров… Одним словом – психопат. Но предлагает работу. А я захлопываю перед его носом дверь. Пусть стучит дальше.
Уже и не помню, после которого раза назойливого убеждения этого худого брюнета заставило меня согласиться на столь грязную работенку. Отчего-то мне первое время совсем не верилось, что на этого мужчину кто-то захочет охотиться. Чем он так необычен? Чем так привлекает к себе всеобщее внимание? Этими манерами? Этой помпезной театральностью, от которой так и разит переигрыванием? Насколько же сильно я ошибался.
В первый же день мне пришлось устранять аж три… Нет, не три человека, а три организации. Почти друг за другом, один за одним, они пытались устранить моего нового босса. А я что? Я только начал работать! Дайте мне хотя бы время, чтобы он выписал мне чек, а уж потом убивайте его. Защищал, конечно. Я в убийстве преуспел уже давно.
За грандиозное спасение этой тощей задницы я получил внушительную сумму на свой счет, но ни слова благодарности. Наверное, мой босс вместо похвалы будет капать мне приличную сумму на счет. Пусть. Кому сдались эти слова благодарности? Я уже вырос из детского сада.
После первого задания, поступило следующее, и следующее и следующее. Мой счет пополнялся, а количество врагов моего босса уменьшалось. Не плохая сделка. Я работал без каких либо сдерживающих меня факторов. У меня всегда было лучшее оружие. Меня обеспечивали любыми необходимыми для операции средствами, будь то денежный эквивалент, или подходящий костюм. Приходилось и в свет выходить, не только из засады пускать пулю. Так что я ни в чем не нуждался. Пришел, убил, ушел, получил деньги. Была довольно простая жизнь, и меня это устраивало, а потом я увидел того брюнета с другого ракурса, и… В общем что-то сегодня я итак уже много чего расписал. Пошло оно! Зачем я вообще это начал?
Запись вторая.
Докатился. Пришлось надраться, для храбрости, чтобы продолжить чертов дневник. Почему бы мне не сжечь его? Нет. Вбил себе в голову, что это нужно. «Никто не должен держать в себе свои чувства. Это может пагубно сказаться на психике человека». А так как я все чаще начал бояться, что однажды сорвусь на этого брюнета, и хорошенько изобью его, за все хорошее, решил все же спасать себя от подобных возможностей такой бредятиной. Так что… рядом, на всякий случай, еще бутылка бренди, и… за дело.
Я закончил на том, что… В общем моя работа приносила мне какое-то нездоровое удовольствие. Я не скажу, что получаю удовольствие от убийства, но все же работалось мне легко. Пока я не осознал, что не просто убиваю за деньги. Я защищаю одну, как оказалось, хрупкую жизнь. Любая жизнь хрупка. Уж я то, мастер обрывания жизней, это знаю как никто другой лучше. Но жизнь моего босса оказалась более хрупкой, чем та моя старая фарфоровая статуэтка. Она стояла у меня в детской. Я помню ее, когда еще не научился произносить слово «мама». Меня эта статуэтка пугала. То ли корова, то ли овца. Какая-то рогатая чертовщина. Я толкнул ее, и она разлетелась на множество осколков. Меня не ругали. Я же глупый маленький ребенок. Но я запомнил, как легко она разбилась. Без какого либо труда. Крак! И от статуэтки ни осталось ничего. Осколки, осколки.
Вот и жизнь моего босса так же хрупка. И кто бы мог подумать.
Он приказал мне отвезти его на какой-то завод. В само здание он меня с собой не взял. Оставил меня, как водителя, дожидаться в машине. А ничего, что я нанят защищать его жизнь? Но это же босс. Попробуй ему сказать хоть слово.
В общем я ждал. Я ждал двадцать минут, сорок. Сколько можно? Я вышел из машины, и тут двери завода открылись. Мориарти вышел на заснеженную дорожку, поднимая на меня глаза. Я остолбенел. Голова его была разбита, и кровь потоками струилась по его бледному лицу. Уж что там произошло, я так и не узнал. Но мой босс сделал один шаг мне навстречу, и тихо, одними губами, прошептал:
-Помоги мне.
А я и забыл, что так быстро бегаю. Не успел брюнет упасть на землю, как я уже подхватил его на руки. Мало того, что он худой, как не знаю кто, так еще и легкий. Он ведь ничего практически не весит! Мне нужно было срочно доставить его в больницу. И уложив Мориарти на заднее сиденье, помчал обратно в город.
-Моран… Моран, - Как в бреду, то и дело шептал Джеймс.
-Я здесь босс. Я здесь, - повторял я, вжимая педаль газа в пол. Пусть только попробует умереть! Я не дам ему так угробить мою жизнь!
Тогда я думал только о себе. Если он умрет, я снова останусь без работы. А когда выскочил из машины у белого здания больницы, закричал, позвал докторов, а после помог своему боссу вылезти из машины, перестал быть таким эгоистом. Мориарти уцепился мне за руку тонкими пальцами, и посмотрел мне прямо в глаза. Такой благодарности я никогда еще не видел.
Я прождал докторов в коридоре не один час, пока мне не сообщили, что с Мориарти все в порядке. Завтра его можно будет забрать домой.
В палату к боссу я не заходил. Отчего-то мне казалось, что ему не захочется меня видеть.
Но именно с той минуты моя работа превратилась в ад. Легко спасать жизни тех, о ком ты даже не думаешь. Не спасешь – и ладно. С кем не бывает? А если я не спасу жизнь этого тощего брюнета, что будет тогда? Я больше не боялся потерять работу. Я боялся, что эта жизнь оборвется.
И каждый раз, сидя на крыше, или следя из высотного здания за своим боссом, как всегда заняв позицию снайпера, мне все трудней получалось успокоить собственный пульс. Что если я не успею, и его убьют быстрее, нежели я нажму на курок.
Я когда-то любил свою работу…
Запись третья.
Давно не писал. Видимо мало что накапливалось за это время.
Все как всегда. Мориарти делает вид, что меня не существует. А в принципе меня и не существует для него. Ну, разве что, он постоянно кладет мне деньги на счет. Уж не знаю, сам ли он это делает, или просит кого из своих подчиненных. Но пишет мне сообщения часто. Правда там лишь адрес, и имя цели. Все. А каким образом мне устранять жертву, что иметь при себе, решать уже мне. Так что приходится сначала проводить исследовательские операции, а потом нападать. Вот это мне в боссе не нравится больше всего. Он думает, что все такие же гении, как он. И только узнав адрес и имя жертвы, я должен буду понять, что меня там ожидает. Помню, надо было убрать одного папашу прямо на детской площадке. Он гуляет со своим сыном, в окружении толп мамаш и детишек. Тогда-то я и понял, насколько мой босс извращенец. Ему наплевать, где и как, главное, чтобы я убрал неугодного ему.
Приходилось устраивать резню прямо в церкви.
«Задание выполнено, босс», - написал я ему. Ответ пришел быстро.
«Разве не прекрасно убивать в церкви? Порочить то место, что люди считают святым. JM»
Это было впервые, когда босс решил со мной заговорить.
«Я просто делаю свою работу. И только. Босс.»
Джеймс молчал.
«Признайте, Вы выбрали это место для того, чтобы потешить свою извращенную душу»
«У меня нет души! JM»
А через пару минут добавил:
«Но ты прав. Именно для этого. А ты хорош, тигр. JM»
Тигр. Он назвал меня тигром. После этого сообщения я пялился в свой телефон минут пятнадцать, пытаясь убедиться, что мне не показалось, и мой босс назвал меня тигром. Это был первый день нашего разговора. Всего лишь пара минут переписок. С тех пор босс общался со мной менее сухо. Это было странно. Он высылал поручения, и попутно просил меня по дороге заскочить в то или иное место, и купить ему то или иное.
«Не забудь присмотреть и себе новый костюм. Выглядишь, как бомж. JM»
Я так и сделал. Потратил кучу времени, выбирая себе костюм получше. Зачем я это делал? А черт меня знает! Потому что ОН попросил…
«Галстук не подходит. Возьми другой. JM»
Я начинал чувствовать себя параноиком. Это я слежу за ним, или теперь он следит за мной?
Но такие способы общения были полны сюрпризов. И, признаться честно, я получал от них несказанное удовольствие. Босса лично я не видел уже очень давно. Следил, иногда, через оптический прицел своей винтовки. Он как всегда в дорогом костюме, слишком идеально зализавший волосы, разгуливает по улицам Лондона как король. Его напыщенная театральность больше не казалась мне переигранной. Она была безупречной.
Но лично, лицом к лицу, мы не стояли друг напротив друга. Он не изучал меня с ног до головы, и больше не касался моей руки, как в тот вечер, когда бессловесно благодарил меня.
Зато вот я вижу, как мой босс выходит из темноты, выступая под тусклое освещение полупустой улицы. Он движется так элегантно, а говорит вновь так неестественно. Только он может так манипулировать сознанием людей, меняя лишь интонацию голоса. Раньше я ненавидел его за это, а теперь, даже не знаю, должно быть обожаю.
Обожаю. Иначе и не сказать. Я обожаю его голос, его повадки, его безумный взгляд. Обожаю его безумие в поведении. Но самое главное я обожаю, когда он выделает в своем графике время на меня. Должно быть, сидит у себя в офисе, закинув ноги на стол, и, ухмыляясь, пишет мне эти своеобразные сообщения.
«Чем больше у тебя галстуков, тем лучше. JM»
А мне остается гадать, к чему он клонит. Но в моей съемной квартире снова и снова появляются коробки с новыми галстуками. Их всегда заворачивают так, словно они настоящее сокровище. А я, дурак, не понимал, зачем мне чертовы галстуки. Мориарти знает все наперед. Он чертов гений и махинатор.
В общем… я напишу сюда то, что сразило меня наповал. Я ведь даже пытался сопротивляться, но угрозы босса о том, что он уволит меня, заставили меня присмиреть.
Он пришел ко мне на квартиру. Даже не стучался. С чего бы? Я его собственность, а значит никакого личного пространства. Все здесь его, включая меня.
-Добрый вечер, - чертов аристократ галантно поздоровался, а после бесстыжим образом прошел ко мне в спальню, вывалил все галстуки на кровать, и кивнул мне. – Присаживайся.
Ну а что мне еще оставалось делать? Конечно же я присел.
Джим попросил меня раздеться. Я медленно снял куртку. Как вернулся с задания, еще не успел переодеться. После коснулся пальцами пуговицы на рубашке, но остановился. Джеймс изучал мои галстуки, стоя рядом со мной, и даже не взглянув, тихо, но настойчиво, попросил:
-Не останавливайся. И рубашку снимай.
Чего он добивается? Я так и спросил. Мориарти взглянул на меня, ухмыляясь.
-Не твое собачье дело, - выдал вдруг брюнет, и я как с цепи сорвался.
-Не мое? – я схватил его за запястье, встав с кровати. Джеймс не испугался, не сжался в размере, с ужасом глядя на меня. Нет. Он улыбался во все тридцать два зуба, и шипел, глядя на меня:
-Тигр, наконец, выпустил коготки!
-Может ты мне и босс, но не смей обращаться со мной, как со своей игрушкой, - рявкнул я. – Чего тебе от меня нужно?
Я отпустил его руку, сделал это резко, и Джим тут же схватился за запястье. Не сделал я ему больно. Чего он жалуется? Или сделал? Зачем я вообще начал спорить с ним?
-Я хочу тебя приласкать, - шепчет Джеймс, наклоняя голову на бок, и улыбается, мягко-мягко. Я онемел. Что он хочет сделать?
-Если ты не будешь сопротивляться, и будешь выполнять все в точности, что я попрошу, тебе будет приятно, даже очень приятно. А начнешь рыпаться, я перережу тебе глотку. Все ясно?
Не меняя выражения лица, не снимая этой улыбки, произнес Джим сладким голосом. Даже если он и попытается, у него ничего не выйдет. Я с легкостью справлюсь с этим выскочкой в костюме. Но я решил сделать вид, что его угрозы на меня подействовали, и тут же снял с себя рубашку. Мориарти быстро облизал кончиком языка свои губы, и, потирая руки, скользнул по моему торсу голодным взглядом.
-Отлично, - протянул он, и я сел на кровать. – Нет-нет. Повыше. К изголовью.
Я сел повыше, как он и просил. Джеймс, подхватив два галстука, с легкостью сделал из обоих петли, и без труда связал мне руки, подняв их к изголовью кровати. Вот зачем ему нужны были галстуки. Для столь извращенного плена. И что теперь? Я вопросительно изогнул бровь. Джеймс, склоняясь надо мной, выглядел немного взволнованным. Глаза его бегали по моему телу, словно он пытался отыскать там разгадку, что делать теперь. Больной, маленький ублюдок. И это на него я работаю? Черт знает что.
А дальше этот ублюдок начал вытворять то, о чем и предупреждал. Он решил меня приласкать, и… Ему это удавалось.
Он оседлал меня, и первым делом какое-то время лишь смотрел мне в глаза. Мне казалось, я слышу его голос в своей голове. Он будто проник в мой разум, и сейчас гипнотизирует этими черными глазами, что то и дело вспыхивают, как фонарики, красным светом. Когда он опустил руку мне на живот, и начал выводить пальцем дорожки, я невольно втянул живот, и мне стало не по себе. А если после этого, он начнет сдирать с меня кожу, выхватив скальпель из кармана своего чертового Вествуда? Потому что на мне сейчас сидел настоящий маньяк. Я видел, на что он способен. И, как знать, что он сделает теперь со мной.
Но после осторожного касания моего живота, Джеймс начал ласкать мою грудь. А когда опустился ниже, и припал губами к моей коже, мне показалось, что по телу моему прошла волна мурашек. Джеймс оскалился, явно довольный таким результатом.
Он целовал меня в грудь, в шею, скользил языком по моим плечам, а после расстегнул ширинку и легко стянул с меня брюки. Я дернул рукой, пытаясь освободиться. Для меня это будет не трудно, но я лишь делаю вид, что хочу свободы. Потому что Джеймс ликует. Он поймал тигра в клетку, и теперь делает с ним, что хочет. Пусть. Я не буду его останавливать. Потому что пока мне слишком хорошо.
Ледяные пальцы схватились за мое достоинство, и я содрогнулся. Холодно-то как! После лед сменился жаром, когда он начал ласкать своими пальцами то, что начало явно поддаваться его чарам.
Я уже не ждал страшного расклада такой внезапной близости. Я напрочь лишился здравого смысла. В общем… В общем Джеймс и вправду приласкал меня. Он расцеловывал меня, ни разу не коснувшись губами моих губ, стараясь не задерживать своего взгляда на моем. Он довел меня до оргазма лишь одними легкими движениями пальцев, а после этого сразу же продолжил вновь. Но теперь более настойчиво, более жестко. Он покусывал мою кожу, иногда цеплялся зубами в сосок, и я вздрагивал от боли. Зря я это делал. Джеймс испытывал от этого такое нездоровое удовольствие, что продолжал ласки с еще большим напалом, с еще большим желанием довести меня до пика. Так что чем больше я реагировал на его касания, тем приятней он делал мне. Он меня кусает, я вздрагиваю, он продолжает. У меня перед глазами уже все плывет, потому что чертов брюнет знает, что делать. Он будто чувствует, что мне нужно сейчас. А то, что я связан, на удивление понравилось мне. Я в плену, и впервые по собственному желанию.
Когда я вдруг застонал, Джеймс отстранился от меня. Он смотрел на меня с таким детским удивлением, будто ждал чего угодно, но точно не этого. Как оказалось, до этого я не издавал и звука. А когда начал стонать, заставил гения растеряться. Он смотрел на меня, а я на него. Моя грудь вздымалась от тяжелого дыхания, а после я вдруг улыбнулся. Джеймс вскочил с кровати, и направился на выход.
-Эй! – с усмешкой крикнул я – А развязать?
Но гений вышел из квартиры, хлопнув дверью. Вот ведь… неженка!
Конечно, я освободился. После пришлось долго принимать холодный душ.
Запись четвертая.
Работы, как назло, стало лишь больше. Такое чувство, будто мой босс пытался от меня избавиться, ссылая меня все дальше и на дольше. А я что? Ссылался. Выполнял все безропотно. Ему нравится покорность и безприкословность в исполнении. Я делаю то, что он просит.
И вот, спустя почти две недели, мне на телефон поступил звонок. Не сообщение, а звонок. Это был мой босс. Он резким, настойчивым голосом приказал мне, да-да, приказал, явиться к нему домой.
Я спокойно сообщил, что скоро приеду. А в машине, слушая тяжелый рок по радию, сидел и ухмылялся. Мне показалось, или мой босс был взвинчен?
Как только я вошел к нему в дом, он тут же потянул меня за руку, и закрыл дверь на замок.
-Раздевайся, - приказал он, отошел в сторонку, нервозно потирая руки. Я действовал неторопливо, и это явно раздражало гения. И почему мне так нравилось смотреть на него сейчас? На его нервозность и взвинченность. Он еле сдерживает себя, чтобы не наброситься на меня с криками, что я такой медленный.
-Быстрей, - спокойно попросил он, и я, таки, снял с себя рубашку.
-Мне вновь лечь на кровать, и Вы меня свяжете, босс?
Джеймс поднял на меня глаза. Вид у него был такой, будто он пытался понять, что я только что сказал. Он что, не услышал?
-Да. Можно. Ступай в спальню, - и кивнул на лестницу, что вела на второй этаж. Я прошел мимо своего босса, поднялся наверх, и вошел в первую попавшуюся комнату, где была открыта дверь. Уж не знаю, чья это спальня, его ли, или кого-то еще. Но я лег прямо на кровать, повыше к изголовью. Джеймс подошел ко мне. Он уже готов был связать мне руки, как я ловко перехватил его кисть, и осторожно припал к его пальцам губами. Гений вздрогнул. Он испугано смотрел на меня, но руку не одергивал. Мне кажется, или его пульс участился? Я настолько его пугаю, или что?
Я боялся последствий, но все же сделал это. Я потянул своего босса на себя. Он присел рядом со мной на кровать, и с ожиданием изучал мое лицо. Он ждет, что я сделаю теперь. Я и сделал – поцеловал его. Запустил руку тому в волосы, стянув их на затылке, и впился ему в губы. Джеймс на секунду полностью потерял контроль над ситуацией. Он был в моей власти, и даже не пытался сопротивляться. Но лишь секунду. После тут же укусил меня в губу, и я, отстраняясь, вскрикнул.
-Какого черта, Джеймс? – стирая кровь с губы, я поднял глаза на Мориарти. Такого увидеть я не ожидал. Это был такой азарт во взгляде, такой нездоровый азарт. Он накинулся на меня, с такой силой, с такой жаждой, что чуть не сломал мне нос своим напором, и впился в губы поцелуем.
Черт. Целоваться этот тощий засранец умеет. Да еще как. У меня голова шла кругом от того, как он целует. Рука его жадно скользит по моему животу, опускаясь ниже, и тут же накрывает естество, сжимая в своей цепкой хватке. Я тут же застонал сквозь поцелуй. Ну почему Джеймс так на это реагирует? Он мгновенно отстраняется, вновь смотря на меня с ужасом.
-Да что с тобой? –перейдя на более личные обращения, спросил я. Джеймс не отвечал. Он снова начал ласкать меня, и я забыл, о чем хотел его спросить. Откинулся на подушки, с жаром выдыхая, и да, конечно же, застонав.
-Ах… Черт тебя дери, да…
Джим седлает меня, продолжая издеваться надо мной этой сладкой пыткой. А когда вдруг я коснулся его достоинства, он вскрикнул. Так испугано, опуская глаза на мою руку. Неужели он думал, что я избавлю себя от удовольствия коснуться его?
Меня так завела эта растерянность мужчины, эта неспособность реагировать на происходящее с той же реакцией, что и в обычной жизни, что я повалил его на спину. Вцепился в его плечи руками, прижимая к кровати, и полностью навис над ним.
-Хочу, чтобы теперь ты постонал, - прорычал я. – Если Вы, босс, не против.
Джеймс закивал. Отвечать не стал, и…
Я сделал так, чтобы он стонал в голос. То, как он извивался подо мной меня сводило с ума. То, как он реагировал на каждое мое касание к его белоснежной кожи заставляло меня терять голову и здравый смысл. Мне хотелось его съесть, всего, без остатка. У меня было много партнеров и партнерш, но никто, никто не был в постели так хорош, как Мориарти. Он заводил меня одним взмахов своих бесстыдно-длинных ресниц. От него исходила такая похоть, даже от кончика его пальца. Я не мог остановиться, пока полностью не насыщусь им, а Джеймсу, казалось, всегда было мало. Ему хотелось еще. И я давал ему еще, до конца ночи, до самого рассвета. Пока мой босс не попросил прекратить.
-Хватит, - выдохнул он, и, встав с кровати, бросил мне мои вещи.
-Уходи.
И я ушел.
На душе было гадко. Меня выгнали, словно я какой-то мусор. Более грязным я себя никогда не чувствовал. А после работать попросту не мог. У меня перед глазами стоял лишь образ обнаженного Джеймса, извивающегося подо мной.
Запись пятая.
Я знаю, мой босс способен на многое. У него нет никаких границ. Он может захотеть чего угодно, а значит он это получит. Любыми способами. И ему не важно, скольких придется убить, чего придется лишиться. Он просто идет к поставленной цели, а я должен обеспечить его безопасность.
Я выполнял его приказы безропотно. Я делал все, что он пожелает.
Приходил к нему, и он занимался со мной сексом. Любовью здесь не пахло. А мне и не нужна его любовь, как ему не нужна моя. Мы делали это жестко, и каждый раз Мориарти просит того, от чего первое время у меня холодела кровь. Когда он попросил меня сделать ему больно, я испугался. Но после все же сделал. И за это он отплатил меня такой страстью, что мне и не снилось.
Он называл меня тигром, но только он был ненасытным зверем, способным на невозможное.
Благо до дикого извращения мы не скатывались. А я все боялся, не позовет ли он еще кого, и не заставит ли меня надеть костюм садо-маза. Обходилось.
Но уж лучше бы он пошел на такое извращение, чем на то, что выкинул однажды.
Я давно ничего не писал в дневнике. У меня просто не было сил и времени. Но теперь у меня нет сил держать все это в себе.
Чертов придурок! Идиот! Гребаный извращенец!
Я не знаю, откуда он взял ее, но… У Мориарти появилась дочь. Да-да. Дочь! Ей от силы года два может три. Милая черноволосая куколка. Он просто уехал по делам, вернулся с ней. Зачем?!
Меня он, конечно же, не слушал. Я попросту боялся за здоровье ребенка. Джеймс не славится здравым умом. Ему может захотеться посмотреть, что будет с ребенком, если ее выкинуть из окна, и он сделает это. Он больной на всю голову. У него нет никаких рамок и границ! Но черт возьми! Как я ошибался!
Такой любви я не видел ни у кого. Я часто видел, как Джеймс сидел в кресле-качалке, и, держа на руках малышку, напевал ей колыбельную, укачивая ее. Она засыпала мгновенно. Холод его рук ее не пугал.
Я уже давно живу с Джеймсом под одной крышей. Ему так удобней. Считает, что так безопасней. На самом деле ему проще выкраивать время лично на меня, для очередной порции его пошлой любви.
И вот куда делся этот сумасшедший гений? Куда испарился самовлюбленный психопат, страдающий беспросветной меланхолией? От него ничего не осталось. Он так любил эту девочку, что даже мне доставалась его любовь. Я готов был купаться в ней. Но… я боялся за него. И не знаю почему. Девочка росла в такой любви, но не видела ее. Она чернела, портилась. Ведь ей всего три года, но она насквозь гнилая. Она бросается в Джеймса игрушками. Помню, она разбила ему голову, швырнув музыкальную шкатулку. Я едва не выпорол эту негодницу! А он схватил меня за руку, и выгнал из комнаты.
-Не тронь! Это не твой ребенок!
Он неделю не разговаривал со мной. А я все хотел встряхнуть его за плечи и прокричать, что этот ребенок и не его! И откуда он вообще взялся?!
Девочке уже три с половиной, а она до сих пор не говорит. Мычит что-то, возмущенно пищит, в очередной раз швыряясь всем, что попадется под руку. Доктора не знают, отчего она не разговаривает. А я знал. Она сумасшедшая. На всю голову. Как можно быть такой бессердечной дрянью, когда тебе отдают всего себя, без остатка?
Мы часто собирались в гостиной. Пегги играла на ковре в свои куклы и игрушки. Я позаботился о том, чтобы игрушки были только плюшевыми. Мне надоело смотреть на новый синяк у Джеймса. Я защищал его от таких маньяков, а от маленькой девочки не сумел? Так что теперь повсюду плюш. Пегги не жалуется, а Джеймс целее будет.
Она играет на ковре, бубнит что-то неразборчивое, ибо так до сих пор толком и не говорит. Джим сидит в кресле, и читает что-то, а я слежу за малышкой. Мне страшно оставлять своего босса с ней наедине. И этому не было никакого разумного объяснения. Он никого так не любил, как ее, а значит он в опасности. Не физически он может пострадать, морально. А для него это опасней. Он итак обнажен, как воспаленный нерв. Он всегда на взводе, и готов взорваться из-за пустяка. Только когда появилась Пегги, он стал совершенно тихим. Именно это меня и пугало. А когда он взорвется, что будет? Скольких он убьет? А может только одного? Себя?
Пегги бьет плюшевым крокодилом плюшевого жирафа. Маньячка.
Но почему он любит эту сумасшедшую соплячку? Почему он на нее смотрит так, как никогда не смотрел на меня? Я что, не достоин его внимания? Его любви? Я мало доказывал ему, что он для меня значит? Я спасаю его жизнь каждый день, каждый! А что он делает? Обильно платит мне, и хорошо трахает? И все? Я что, только для этого ему нужен? Я его личная сучка?
Меня разрывает злость! Эта соплячка важней для него, хотя она неблагодарная с*ка! А я… Я ему отдал всего себя, и что в итоге?!
Джеймсу кто-то позвонил, и он, встав с кресла, кивнул мне на Пегги.
-Уложи ее, - и, подняв трубку, ушел из гостиной. Я встал с кресла, повел Пегги в спальню. Она сама почистила зубки, причесалась, переоделась в ночнушку и легла на кровать. Я по вызубренной привычке укрыл ее одеялом, и пожелал ей добрых снов.
И тут она схватила меня за руку, и улыбнулась. Нет, не с любовью, а как сумасшедшая. С неприкрытой ненавистью и злостью.
-Папочка любит меня больше, - произнесла она.
Мне показалось, что мое сердце остановилось. Это ее первые слова. Не «мама», ни «папа», а…
Я одернул руку, и быстро вышел из комнаты. Сумасшедшая дрянь….
Запись шестая.
Джеймсу пришлось это сделать. Он позвонил в больницу, сообщив, что Пегги только что сделала. Он и сам был сумасшедшим, но Пегги перешла все границы.
Мы нашли ее на чердаке, а рядом с ней трупы крыс. Она вылавливала крыс на улице, тащила на чердак, и… душила их.
-Пегги... Зачем? – шептал Джеймс, стоя рядом со мной. Он давно не был так близок ко мне. Очень давно.
А Пегги смотрела на меня, и пищала:
-Папочка любит меня больше!
Джеймс схватил меня за руку, и Пегги взорвалась. Она закричала, рванув на него с ножом. Откуда у нее чертов нож?! Конечно, я остановил ее. Выбил нож, заломил ее тонкую ручку за спину. Она выла, рычала, вырывалась, а Джеймс тут же позвонил в скорую.
Пегги увезли в больницу. В ту, где лечат не физические раны. Пегги была больна духовно.
Ее закрыли в белой палате, сообщая, что здесь они помогут несчастной девочке. Врачи ушли, оставив меня наедине с Джеймсом. Он смотрел на спящую в палате девочку. Смотрел долго, в нерушимой тишине, а после повернулся ко мне лицом, и, уткнувшись лбом в мою грудь, заплакал.
-Спасибо, что не бросил меня.
Я гладил его по спине, а сердце мое разрывалось от боли. Мой босс, мой несокрушимый босс…
Уводя его из больницы, я мельком взглянул в сторону коридора, что вел к палате Пегги, мысленно произнеся:
«Ну и кого теперь он любит больше, сучка?»
Той ночью мы занимались любовью. Никакого секса – любовь. Джеймс Мориарти никогда не был так нежен со мной, как этой ночью. А после, лежа на мне, он целовал меня в губы, и с жаром шептал, что любит меня.
Три года. Шесть записей в дневнике. Он, наконец, признался мне. И знаешь что, дневник? Ты мне больше не нужен. Я открыл все свои чувства этому психованному засранцу. И знаешь что еще? Я люблю его тощую задницу.
@темы: МорМор, Мои писательские глупости
-
-
26.04.2015 в 00:48с удовольствием почитаю ещё ^^
-
-
26.04.2015 в 18:51Скину еще, когда выберу что получше)))
-
-
27.04.2015 в 10:38-
-
29.02.2024 в 08:49Посетите также мою страничку
transcribe.frick.org/wiki/User:Jason6377221 открыть счет за границей 2024
33490-+