[DomVivian]

Я написала это после такого странного арта)

арт

Прочувствовав невозможное, захотелось изобразить нечто поистине волшебное. Вот что из этого вышло)

Сказка

-Я расскажу тебе сказку. Я знаю, ты любишь сказки. Их все любят. Особенно в детстве, особенно, когда так не хочется спать. Ты зарываешься в мягкое одеяло с головой, и жалобно, с бесконечной мольбой смотришь на маму, мурлыча ей: «Еще одну, мамочка. Только одну». И глазки делаешь такие, знаешь, огромные-огромные. Ну как тут отказать ребенку? Быть можешь и ты был таким же. Мы все такими были. Просто не признаем. Стесняемся чего-то. Стыдно, стыдно говорить о том, что и в трусы то мы пруденили, и что плакали до пузырей в носу. Конечно. Сейчас мы взрослые леди, джентльмены. Кто признается, что пугался большого пузатого дядьки, которого называли Сантой? Никто. Я бы не признавался. Но сейчас, хотя бы на эти короткие минуты, побудь тем самым наивным ребенком, и послушай мою сказку.
Я расскажу о мире, таком же, как наш. Там те же люди, те же машины, и управляют страной, представляешь, те же политики, что и у нас. Но там случаются чудеса. Не такие, как здесь, когда однажды больной ребенок просыпается здоровым, когда отец возвращается домой с войны. Нет, такие чудеса, как говорящие животные или умеющие летать люди. Когда кролики несут шоколадные яйца, как курицы, или собаки отплясывают чечетку получше, чем я отплясывал в пятом классе. Там возможно все. Но это для нас те события кажутся чудесами. Для них же это все так обыденно, буднично. Они даже не удивляются, не восхищаются новому чуду. Просто смотрят и проходят мимо, лишь изредка прикасаясь.
Моя сказка об агенте. Не угадаешь с каким именем. Да-да. Гарри Харт. Забавно, правда? Но ведь это тот же мир, что и наш, только чудесней. Так что там так же был Гарри Харт. Его чаще называли Галахат. Должно быть так сокращали неумело.
Сказка моя начнется с того, что агент ушел с работы чуть раньше обычного. А если бы он опоздал? Если бы не свернул на другую сторону улицы, нашел бы он то самое чудо? Но это уже развязка сказки. Давай я расскажу с самого начала.

***

***
Это случилось осенью. Листья с музыкальными трелями опадали с деревьев и ковром устилали землю. Чем ниже опускалось солнце за горизонт, тем более ярким пламенем начинали светиться листья под ногами. Наступишь на них, и они загораются. Но чем чаще наступаешь, тем тускнея горят они. Поэтому дорожки вскоре темнеют, а прохожим совсем не хочется гулять там, где не проложены тропинки. Зачем? Фонари итак не плохо освещают темнеющие улицы.
Гарри Харт, заматывая черный шарф на шею, чуть прихрамывая направился к себе домой. Он жил не в высотном здании, и ни в роскошном особняке. Он предпочел небольшую квартирку в здании всего с четырьмя хозяевами. Его квартира была на первом этаже, с персональным входом, так что с соседями он никогда не встречался. Зачем?
Это было тяжелое время для агента. Его ранили на последнем задании, а погода добавила к ранению еще и простуду. Неприятные симптомы. Может поэтому мужчина и ушел пораньше. Он был измотан. Голова гудела и плохо соображала. Именно тогда Гарри и свернул не туда, куда следовало бы. Он шел по светящимся листьям, то и дело прикладывая к носу платок, и приглушенно чихал, как вдруг остановился. Уж из-за чего, мужчина так и не понял. Он просто замер, переведя взгляд на сгоревший ящик из-под фрукты. В таких обычно развозят яблоки. И почему этот обгорелый ящик так уж заинтересовал мужчину? Может из-за желтых наклеек на них? Гарри бы продолжить свой путь, домой, и хорошенько отоспаться. Но мужчина направляется к ящику, заглядывая в него. Ничего. Только горелые доски, только подпаленные перья, и маленький черный шарик. Что это? Гарри подцепил шарик рукой, спрятанной в перчатку, и хорошенько оттер его от сажи. Это не шарик, это яйцо. Только чернота никак не стиралась. Зато проступали желтые пятна. Как на ящике, в коем и нашлось это яйцо.
«Интересно, - подумал мужчина, - кто вылупится из этого яйца?»
Да только яйцо это было маленьким, с трещинкой на боку. Гарри заметил это уже дома, когда отмыл его хорошенько. Вряд ли кто-то вылупится из этого яйца. Он был в ящике, что горел. Может детеныш, будь он там, уже мертв.
Только уложив яйцо в свернутый шарф, что Гарри снял с себя, мужчина вспомнил о том, что болен, и что нужно прилечь.
Он обессиленно рухнул на кровать, кутаясь прямо в пальто, и попытался заснуть. Но как бы он ни ворочался, ничего не получалось. Что-то тревожило его. Что? Только после очередного поворота на кровати, мужчина вскочил на ноги, взял вместе с шарфом то яйцо, и, уложив его на подушку рядом с собой, заснул.
Утром яйцо нашлось на самом краю кровати.
-Чуть не уронил, - прошептал мужчина, виновато глядя на яйцо. – Прости.
Он взял яйцо с собой. Постоянно держал его в тепле нагрудного кармашка, а когда был не на деле, у себя в кабинете, оставлял его греться у горячей чашки, постоянно подлива кипяток.
Дома следующим вечером он соорудил для маленького яйца что-то вроде гнездышка из ваты и шерстяных носков.
-Зато хотя бы я понял, зачем все это время хранил их, - усмехнулся мужчина, укладывая яйцо в тепло.
Он сел в кресло напротив, и долго читал какие-то грустные рассказы, из-за чего взгляд его стал совершенно мрачным. Мужчина обреченно вздохнул, захлопывая прочтенную книгу, и поднял глаза на гнездышко.
-Не люблю такие истории. А ведь до последнего веришь, что уж главный то герой выживет. И зачем столько страданий? Их хватает и в реальном мире.
А потом Гарри и не заметил, как подкралась ночь. А он все разговаривал и разговаривал с яйцом в гнезде. Говорил о книгах, о кино. Говорил о том, где путешествовал, что видел. Говорил, говорил… После вдруг осознал, что говорит с тем, кто никогда не ответит.
-Ты только подумай, Галахат, - мужчина снял с себя очки, пальцами чуть разминая переносицу – насколько же ты одинокий…
На следующий день Гарри включил старый черно-белый фильм, разместив яйцо в гнезде на подушке, что положил рядом с собой. Этот фильм когда-то тронул сердце мужчины, когда-то давно, когда он еще был совсем юным и беспечным. Тогда он нашел в этом фильме любовную линию, романтику, настоящую дружбу. Сейчас же мужчина смотрел на скучную актерскую игру, на то, как дешево смотрятся их потуги изобразить любовь, и ни верил ни одному их слову. Никакой любви, никакой дружбы. Старый, глупый, бессмысленный черно-белый фильм. Гарри нажал на кнопку пульта, и экран телевизора погас.
-Это же надо, каким я ранее был романтичным идиотом, - хмыкнул Гарри, переведя взгляд на черное яйцо. – Добрых снов, Эггзи, - вдруг прошептал мужчина, улыбнувшись, и, поднявшись с дивана, ушел к себе в комнату.
День за днем, день за днем. Молчаливое яйцо все ближе этому мрачному мужчине. Он нашел в том, кто никогда не ответит, своего друга. Должно быть он и сам не ожидал, что такое произойдет, но это свершилось. Яйцо задрожало и пошло трещинками. Гарри оторвался от заполнение каких-то бумаг, и поднял глаза на чуть дергающееся в гнезде яйцо. То задрожало лишь сильнее, и трещины расползлись по скорлупе. Гарри вскочил со своего места, подходя к столу ближе, и опираясь об него двумя руками, навис над гнездом.
Скорлупа отлетела в сторонку, открывая лежащего на самом дне яйца мальчишку. В курточке, что была в тех же желтых пятнах, что и скорлупа, в кепочке, в милых кроссовках с крылышками. Мальчишка повернул мордашку на смотрящего на него Гарри, и нахмурил бровки. В его взгляде была лишь ненависть. Маленькие детишки не умеют смотреть с такой ненавистью. Гарри взял малыша за шиворот его курточки, и тот запищал, вырвался и накинулся на мужчину. То есть крохотный мальчишка просто ухватился мужчине за нос, и пытался его укусить. Гарри осторожно отцепил его от себя, и усадил на свою ладонь. Хмурый малыш скрестил ручки на груди и отвернулся, что-то пища себе под нос.
-Здравствуй, Эггзи, - мягко заговорил Гарри, кончиком пальца коснувшись кепки на голове малыша. – Меня зовут Гарри Харт, и я… не враг тебе.
Малыш задрожал и обернулся. На его глазах навернулись слезы. Он тут же вскочил на ножки, и вцепившись в большой палец мужчины двумя ручками, уткнулся в него лицом, и заплакал. Глупый-глупый малыш.

Гарри носил малыша в кармане своего пиджака на работу. Он никому не показывал своего нового друга, а тот и сам не хотел показываться. Он высовывался из своего домика лишь тогда, когда Гарри звал его по имени.
Эггзи больше нравилось спать в кармане пальто. Там всегда было тепло и по-настоящему уютно. И пока Гарри заполнял таинственные и никогда не заканчивающиеся бумаги, до его слуха иногда могло донестись тихое-тихое сопение из кармашка. Улыбка каждый раз появлялась на лице мужчины, и усталость исчезала из его взора. Он вновь оживал.
Иногда он оставлял малыша дома, объясняя, что сегодня задержится. Малыш цеплялся за его палец, и жалобно пищал.
-Я вернусь, Эггзи, - улыбался Гарри, опуская малышу на глаза кепку. Тот поднимал кепку, но Гарри уже испарялся. И малыш целый день сидел на подоконнике, разместившись на катушке с нитками, и ждал, ждал и ждал, иногда начиная чуть слышно хныкать.
Гарри, как и обещал, всегда возвращался. Еще находились силы на то, чтобы вернуться. Еще было желание побеждать и прятать сердце от мчащейся прямо в него пули.
Эггзи был самым счастливым на свете, когда его друг возвращался домой. Мальчишка тут же запрыгивал тому на руку, и цепляясь за рукав, заползал на плечо, а там, держась за мочку уха, иногда за волосы, когда вставал в полный рост, он свысока глядел на все то, что делал мужчина. На то, как тот готовил ужин на двоих, на то, как читал или работал на компьютере. А после залезал ему под воротник, и засыпал на плече, щекоча своим горячим дыханием кожу мужчины.
Через какое-то время Гарри заметил, что рукавчики на куртке Эггзи становятся малы. Да и брючки, явно, тоже. Должно быт малыш растет. Так быстро. Ему нужно придумать новый наряд. Гарри думал не долго. Трудно было осуществить все это, но тем вечером он все же сделал для малыша сюрприз.
-Это тебе, - улыбаясь, Гарри положил маленькую коробочку перед Эггзи. Тот развязал тонкую ленту, коей была перетянута коробка, и с трудом открыв крышку, вытащил на свет дивный темно-синий пиджачок с тонкой полоской.
-Нравится?
Эггзи запищал, счастливо улыбаясь, и быстро начал расстегивать свою куртку. Избавившись от нее, он вдруг расправил крылышки.
Гарри не поверил своим глазам. Он осторожно коснулся пальцем одного из черных крылышек на спине у Эггзи, и тихо прошептал:
-Так ты умеешь летать? И почему ты не говорил мне, что у тебя есть крылья? Тебе же нет смысла их прятать. Зачем?
Но Эггзи лишь пожал плечами, а его хмурая мордашка говорила лишь об одном – ему они не нравятся, и он не хочет принимать их. Он хочет быть человеком, таким же, как Гарри. Ему не нравится являться тем самым чудом.
-Глупыш, - мягко улыбнулся Гарри, потрепав Эггзи по волосам. Тот снова заулыбался. Он каким-то чудом разобрался с галстуком, и даже понял, как завязывать шнурки на своих новых ботиночках. Маленький джентльмен.
-Отлично выглядишь, Эггзи, - похвалил малыша Гарри, и тот счастливо запищал.
Это было лучшее время в жизни агента. Ему было к кому возвращаться домой, ему было с кем поговорить, обо всем. Собеседник не отвечал, а лишь пищал иногда, но он всегда внимательно слушал. И в его огромных глазках появлялась такая любовь. Она чиста и наивна. А Гарри уж было думал, что в мире не осталось ничего чистого. Но каждый вечер он возвращался к Эггзи, и понимал, что вот оно – самое лучшее, что есть в этом мире. И сразу забывается о тех ужасах, что остались позади, и сразу забывается та кровь, что он еще недавно пытался смыть со своих рук. Дома его ждет это чудесное создание. На другие чудеса Гарри не обращает внимания, но этот мальчишка был настоящим волшебством.
По вечерам они садились перед телевизором. Эггзи заползал на гору подушек, чтобы ему было удобней смотреть огромный экран, как в кинотеатре, и чтобы быть поближе к Гарри. Они смотрели разные комедии, и смеялись над глупыми шутками. Эггзи пищал от хохота, постукивая кулачком по крохотной коленке.
А когда они смотрели ужасы, малыш подползал к руке Гарри, и прятался в его рукаве. Лишь бы не видеть тех кошмаров.
На романтических комедиях Эггзи заползал аж на плечо Гарри, и все чаще он смотрел на него, а не на телевизор. И с каждым днем он стремился подобраться к нему ближе, и как можно чаще обнимать. Хотя бы тот же палец на руке.
А ночью он засыпал на груди у мужчины. Тот не боялся случайно сронить его во сне. Он спал спокойно, не ворочаясь. Зато Эггзи спалось все хуже. Он чаще просто сидел у того на груди, и смотрел на мужчину. Смотрел на то, как он порой хмурит лоб, как дрожат его веки.
Мальчишка подбирался поближе. Он коснулся крохотной ручкой губ Гарри, а после и сам припал к ним своими губами. Нежный, неуловимый поцелуй. После этого спать стало куда слаще.
Это был настоящий рай для мальчишки. Рай, когда он был в кармашке того пиджака или пальто, рай, когда он прыгал по его рабочему столу, играясь со степлером. Рай, когда дома они смотрели что-то новое. Рай, что ночью Эггзи мог спать рядом с этим мужчиной. Рай, настоящий, настоящий рай.
Но тем вечером Гарри не пришел домой.
Эггзи ждал его, сидя на катушке с нитками и глядя в окно. Уже началась зима, и дорожки были засыпаны снегом. Снег не светился, когда на него наступали. Он неприятно скрипел. Но если бы сейчас Гарри ступил бы на него, этот скрип показался бы Эггзи самой дивной музыкой на всем белом свете. А музыки он слушал много. Гарри учил его, прививал музыкальный слух. Так что в этом мальчишка разбирался не хуже чем в собственных чувствах. А чувства у него были просты и очевидны – он любил Гарри Харта. Любил всем своим крохотным сердечком.
Но ночь подходит к концу, а Гарри все нет.
Только днем Эггзи позволил себе заплакать, стоя на подоконнике и опираясь ручками стекло. Только вечером он позволил себе закричать от отчаянья, и только ночью он осмелился начать колотить стекло кулачками.
Утром он лежал на подоконнике, раскинув руки в стороны, бездумно глядя в потолок. А там скользили солнечные лучики. Эггзи обожал их ловить, когда Гарри пускал их своими наручными часами. Он догонял светящийся кругляшек, прыгал на него, и ликовал, что поймал беглеца. А кругляшек дразнясь, скакал рядом, призывая повторить погоню. Эггзи возмущенно пищал, а Гарри с улыбкой игрался с малышом. Иногда он закрывал стеклышко ладонью, когда Эггз настигал лучик в очередной раз, и будто бы поймал. Маленький обман, зато Эггзи счастлив. Он победил.
Но сейчас он не стремился ловить эти лучики. Он видел их смутно из-за пелены вновь подступающих слез.
Вечер, ночь, утро, снова вечер.
Эггзи с трудом поднимается на ноги. Он медленно стягивает с себя галстук и сбрасывает пиджак. И будто тоска по тому печальному взгляду из-под очков уже не столь сильно душит, и будто тяжесть от неисполнимой мечты быть рядом с любимым человеком не так и сильно давит на плечи. А как избавился от рубашки, Эггзис сумел вздохнуть полной грудью, улыбаясь.
Он коснулся рукой ледяного стекла. Ведь именно оно разделило его от того, кто отчего-то не возвращается. Именно это стекло не пускает его к тому, кого крохотное сердечко так любит. Именно оно! И Эггзи ударил в стекло кулаком. Снова и снова. До крови на своих крохотных ручках, до ободранной кожи, но он колотил стекло и колотил, не в силах прекратить хохотать и плакать. Бил, бил и бил, пока… стекло не разбилось.
Ледяной ветер ударил в грудь мальчишке и он попятился, едва устояв на ногах. Смахивая слезы, но все еще смеясь, Эггзи сжался в комок. Спина болела куда сильней, чем разбитые руки. Но он обязан это сделать. Он должен! И он расправил их – свои черные крылья. Они встрепенулись, распушившись, и Эггзи вновь захохотал. Так легко и так чисто. Свобода! А главное надежда. Надежда на то, что он отыщет того, кто просто заблудился в этом снегопаде! Он обязательно отыщет.
И мальчишка пролез в стекольную дыру, взмахнул крыльями, и улетел. Туда, за пелену снегопада.

***

-Разве не красивый финал? Отчего бы не оставить читателю хотя бы крохотную надежду на то, что он пробьется сквозь тот снегопад, и отыщет среди него самого важного. А после упадет ему в руки, залезет в карман пальто и свернется там клубочком, засыпая счастливым. Он снова будет слышать его ровное дыхание, снова будет смотреть в его всегда такие уставшие и глубоко-печальные глаза, которые так любит. Он будет с ним до конца своей жизни. А после можно подписать, что «они жили долго и счастливо, и даже смерть не разлучила их». Ведь это правильный финал. Любимые должны быть с любимыми. Разве нет? Так почему я не нашел тебя ни в одном из снегопадов? Почему не ловлю больше на себе твой внимательный взгляд? Почему не могу позволить своему сердцу обрываться каждый раз, когда ты улыбаешься мне? Потому что в нашем мире нет чудес. У нас есть только сказки.
Бледные пальцы скользнули по черному камню с выбитыми инициалами на нем. «Гарри Харт.»
-Завтра я расскажу тебе другую сказку. И там я спасу тебя, обещаю. Хотя бы раз позволь и мне спасти… Хотя бы в сказке.
Эггзи натягивает кепку на глаза, и отводит руку от могильного камня.
-Ладно, Гарри. Я… я пойду.
Вот только не уходит. Опускается на холодную землю, и плачет. Снова плачет.
-Тебя нет всего три дня… И как я дальше без тебя? Я… ладно. Ладно. Я больше не плачу. Манеры… манеры… - Эггзи быстро утирает слезы кулаком.
-Ох! Я же вспомнил еще одну сказку. Вот эта уж точно понравится тебе. Давным-давно, в одном мрачном городке под названием Лондон на свет появился агент. И звали его, не поверишь, Гарри Харт.
А ветер свистит, убаюкивая, скользя по пустынному кладбищу. И как бы Гери не пытался уйти отсюда, на ухо ему все так и будет шептать тот, кого никто не услышит. «Ну, пожалуйста. Еще только одну».

Конец.